Он терпеливо ждал, когда накатит беспощадный, как снегожорка, отек Квинке и потащит за собой в спасительную пустоту. Хотелось отгородиться от мельтешащих соседей по бараку. Уединиться, чтобы достойно встретить конец. Нужно закрыть глаза, подумал Тимур.
И не смог.
Это что же, сработало что ли? А как же отек Квинке?
8
В напарниках у него теперь какой-то слабосильный хрен. Невозможно так работать, возмущался Слон. Это почему он должен двойную норму выдавать из-за того, что некоторым вздумалось в отморозки податься? Штерна снегожорка схарчила, могли бы их снова в пару поставить. Только сосульки жрать каждый может, ага. Жмуру-то что – стоит себе истуканом, а ему, Слону, отдуваться за двоих! А если братан не разморозится, что тогда? И поговорить не с кем – умных людей на каторге по пальцам пересчитать можно, причем не снимая рукавиц. Нет, это чистой воды подстава со стороны Жмура, так он, Слон считает…
Тимур не слушал. За трое суток торчания между жизнью и смертью он научился уплывать в темную вязкую глубину памяти. Иначе свихнулся бы в первые же часы.
Он вспоминал судебный процесс. "Дело Ларина" оказалось таким громким, что суд над Радой и Штерном прошел незамеченным. Его имя полоскали в каждой желтой газетенке и новостной ленте. Припомнили все: даже асоциальное поведение в детстве и нападение на представителя инопланетной расы. Заклеймили моральным уродом с нулевой толерантностью, убийцей, маньяком и отщепенцем. Радикальные группировки противников отношений с аутерами провозгласили Тимура мучеником в борьбе с инопланетными захватчиками. Его смешивали с грязью, и им восхищались. Во Внешке появились многочисленные записи поклонников, которые клялись "резать головы аутеров до тех пор, пока они не уберутся из нашей Солнечной Системы". Тираж "Сингулярности" подскочил до заоблачных высот.
С Гердтом он виделся последний раз через неделю после суда, за пару дней до отбытия на Фригорию.
– Мне предложили написать книгу о тебе, – признался Эдик. – Я отказался, ты не думай. Хрена с два они…
– Пиши, – разрешил Тимур. – Лучше ты, чем кто-то другой.
Шеф-редактор заметно обрадовался:
– Ты серьезно не против?
– Можно подумать, это бы тебя остановило, – усмехнулся Тимур. – Ладно, проехали. Я вот чего хотел попросить… Гердт, сделай для меня одну вещь- позаботься о моей матери. Я боюсь за нее. Она не выходит во Внешку и даже на суд не приехала.
– Потому что я ее прячу у себя. Подальше от коллег-стервятников. Ни о чем не беспокойся, старик.
Зима никогда не проигрывает, думал Тимур. Как фригидная, но ревнивая любовница, зима истерзала его, растоптала и, вдоволь натешившись, навсегда приковала к себе ледяными кандалами. Покрыла лицо грубой коркой ледяных поцелуев. Проглотила с потрохами и не подавилась. Умертвив тело, не стала отнимать сознание, а вместо сердца подарила кусок черного льда. Вот ведь ирония, всю жизнь умирать от холода, да так до конца и не умереть.
Их с Шаем поставили друг напротив друга по обе стороны от выхода из барака – точно почетный караул. Каторжники издевались над Шаем как могли, меняя положение механических рук. Шай то стыдливо прикрывался, словно девица на выданье, то показывал "рога", то глубокомысленно ковырялся в носу. И при этом пялился на Тимура замороженными буркалами, в которых застыл страх.
К счастью, Слон, вернувшись со смены, перетаскивал Ларина в свой угол и поворачивал лицом к стене. Он явно скучал и проводил с Тимуром все свободное время. В красках рассказывал о новом напарнике, рассуждал о заманчивых перспективах после размораживания… И чего на тебя так Крот взъелся, неспешно разглагольствовал Слон. Это потому, братан, что уж больно ты гордый. Проще надо быть, и к тебе потянутся. Но ничего, теперь-то этот хрен заткнется – на брата-авторитета хвост поднимать последнее дело – свои же уроют.
В то, что он разморозится, Ларину верилось слабо, но сейчас это его мало беспокоило. Больше всего на свете хотелось чихнуть. Тридцать с лишним лет на свете прожил, а даже представить не мог, какая пытка: хотеть чихнуть и не иметь возможности!
Это все у тебя в голове, старик. Фантомный чих.
Каким образом мозг, превратившийся в цельный кусок льда, продолжал воспринимать действительность, слышать, видеть и чувствовать запах, было загадкой. Может, это и не мозг вовсе, рассуждал Тимур, а то, что называется душой? Нематериальная часть, которая и делает меня человеком?
Незамерзающая душа.
Живая.
Приговоренная, привязанная к бесполезному замороженному телу.
Сколько ему осталось? Сутки, неделя, месяц? Должен же когда-то наступить конец? Так вот что имела в виду Мага, когда говорила, что это страшнее смерти.
Прервав безрадостные мыслей, Ларин вдруг понял, что Слон замолчал и теперь сам внимательно слушает кого-то.
– …так что прощайся, Слон. Пора Жмура в пещеру Мертвяков тащить, – раздался за спиной голос Крота.
Напарник начал громко возмущаться, мол, какая-то ставка Кроту дороже человека.
– Мои ставки не твоего ума дело! – заорал тот. – Я, может, вообще на Рукоблуда ставил, а он тоже не отморозился, гад. Из-за него три пайки просрал.
Не дам Жмура в пещеру тащить, набычился Слон. Вокруг начинала собираться толпа, предвкушая бесплатное развлечение.
Увидев такое внимание, Слон попытался апеллировать к здравому смыслу аудитории, вспоминая всем известный случай с Гроссом. Очнулся он среди безмолвных ледышек на четвертые сутки и обнаружил, что пока тащили, успели будущему смотрящему руку отбить до плеча… Было ведь? Значит, может человек после трех суток отморозиться?
– Может, – хрипло отозвался Крот. – Только Закон есть Закон.
Пересмотреть этот Закон, и дело с концом, упрямился Слон.
– Да ты охренел? – возмутился Крот. – Кто такой Жмур, чтобы ради него Закон менять?! И так поблажку дали – таблетки сожрал перед заморозкой.
– А ну, расступись, мясо! – зычно гаркнул Лаки.
Толпа притихла.
– Слон, поверни-ка анархиста, – приказал Гросс, и Тимур наконец-то смог увидеть возбужденные лица собравшихся.
– Жмур знал, на что шел. Так? Значит, и говорить не о чем, – смотрящий привычно погладил пустой рукав и махнул рукой. – Тащите обоих в пещеру. Только аккуратно.
Сам повезу, глухо зарычал Слон. Хотите развлекаться, тащите Рукоблуда. Кто Жмура тронет, лично руки оторву и не посмотрю – авторитет или студень последний.
– Твое право, – согласился Гросс.
Он повернулся и ушел в свою часть барака, отрезанную от других белыми шкурами. Лаки тут же окружили несколько человек, ставившие против всех, радостно загомонили, требуя выигрыш. Джокер подошел к Тимуру и, сложив ладони перед собой, церемонно поклонился.
– Я приготовлю волокушу, – сказал он Слону. – Мы вместе отвезем твоего друга. Не стоит ходить в пещеру Мертвяков в одиночку.
9
Впервые Ларин оказался на морозе без верхней одежды и не почувствовал холода. Впервые он не мерз на этой безжизненной ледяной планете. Он не ощущал тела, казалось, просто смотрит голосериал из жизни каторжников. Тусклое светило переливалось в мутном морозном воздухе, отражалось миллионом искр от снежной равнины, слепя не прикрытые маской глаза.
Тимур вдруг почувствовал себя свободным от бесконечной войны с зимой. Больше она не имеет над ним власти! Хотелось кричать, прыгать, показывать неприличные жесты прямо в морозную ненавистную морду… Но ледяные глыбы хранят молчание и неподвижность.
Пещера Мертвяков находилась в старом забое, на который много лет тому назад случайно наткнулись каторжане. Именно там обнаружились мумифицированные останки странных существ. Тимуру там не доводилось бывать. Возле пещеры часто встречались снегожорки, поэтому без дела туда не совались.
Здоровяку-напарнику приходилось сгибаться в три погибели, чтобы не стукаться головой о ледяной потолок. Тимур не мог разглядеть его лица, скрытого маской, лишь только слышал горькие вздохи, походившие на рычание. Джокер со Слоном тащили волокушу медленно и аккуратно, стараясь не зацепиться за какой-нибудь выступ.
"Бороться бесполезно, малыш, – шепнула зима, обступив его со всех сторон, как когда-то в детстве. – Спи. Теперь ты мой. Такая же неотъемлемая часть моего царства, как ледяные лабиринты, снегожорки, бескрайние снежные просторы или пещера Мертвяков. Ты принадлежишь мне. Мне одной".
"За что? – спросил Тимур. – Я всегда ненавидел тебя, хоть и не рассчитывал на полную победу".
"Ты всегда относился ко мне с уважением".
"Разве можно не уважать врага, который тратит на войну такое колоссальное количество энергии? Двадцать семь миллиардов тонн снега за сезон в одном только северном полушарии. Это не может не вызывать уважения. И даже восхищения".
"Ты сам не заметил, как перешел на мою сторону. Они хотели меня уничтожить, ты защищал меня, как истинный рыцарь. Вот моя награда. Прими ее и перестань бороться. Приди в мои объятья и успокойся".
